Забредший спустя несколько лет автор не уверен даже, что заказчик прочтет, не говоря уж о том, что сие он оценит...
— Я тебя не разбудила, милый? — ядовитое шипение рассекает ледяной сталью сухой воздух погруженного в полумрак люкса прежде, чем щелкает лапка выключателя, на миг ослепляя его.
Клаус резко подается вперед, порываясь высвободить запястья, скованные бичевкой над головой, и ринуться на заигравшуюся вампиршу. Та заливисто смеется, отбрасывая со лба прямую шоколадную прядь — вжиться в роль Елены ей, как и всегда, не составило труда, и он с неохотой признает собственный промах. Катерина изгибает в хитрой усмешке вишневые губки, взгляд, припорошенный тенью пушистых ресниц, вспыхивает лукавым довольством, когда с уст гибрида слетает раздраженный рык и некогда светлые радужки наливаются угрожающим янтарем. Короткое мгновение, и металлический стержень иглы прокалывает кожу, из шприца вводя в организм Первородного вербену.
— Это для страховки, — в притворном сожалении объясняет Пирс. — На случай, если подарок ведьмы, — кивок на веревки, стянувшие его запястья. — Даст сбой.
— Я разорву тебя на куски, Катерина… — выдыхает Клаус, скрипнув зубами от нарастающего жжения, вызванного вербеной.
Ласковая улыбка так и не сходит с плутовски-припухлых губ вампирши, когда тонкое лезвие, тускло поблескивая в узкой ладони, принимается срезать с поджарого тела гибрида ткань одежды, измельчая ее до бесполезных рваных лоскутов.
— Теперь мы поиграем в игру, Никлаус, — Кэтрин склоняется к нему, полностью обнаженному и открытому перед нею, непривычно беззащитному, мягко поглаживая по тронутой колючей щетиной щеке.
Секундная вспышка боли и тепло собственной крови на холодной коже сопровождают стремительный укус: смертоносные клыки, жадно разрывающие пульсирующую яремную вену на бледной шее, и ловкий язык, мгновенно ловящий рубиновые капли.
Обхватить рукой, обвести сочащуюся смазкой головку большим пальцем, провести вдоль напряженного ствола… Или запутать пальцы в шоколадные пряди, что вновь скручиваются привычными упрямыми колечками, и толкнуться в этот влажный, призывно приоткрытый ротик… Так даже лучше…
— Ты ведь этого хочешь?
Невесомое, как крылья бабочки, прикосновение к пульсирующей плоти. Ленивый мазок ловкого язычка, и пухлые губки, обхватившие тугим кольцом напряженный член на несколько коротких мгновений, которых хватает лишь на пару рваных движений.
— Кэтрин… — полу стон, полу рык срывается с искусанных губ, еще один резкий рывок руками в попытке освободиться от зачарованных пут. — Чертова сучка…
Серебристый смех рассыпается вокруг пригоршнями задорной веселости. Хищно ведет кончиком языка по припухшим губам, очерчивая их мягкий контур. Зажимает меж бедер крепкий торс, удобнее усаживаясь сверху него и предвкушающе сверкая темными глазами.
Металлическая застежка узкого платья стремительно вжикает, и тонкие брители сползают с покатых плеч, обнажая высокую грудь, едва прикрытую воздушным кружевом белья. Она небрежно отбрасывает прочь дорогую тряпку, ладони с хрустом проходятся вдоль боков, подцепляя ноготками плоские соски. Неосознанно, нехотя, но не имея сил противиться, он раз за разом выгибается в пояснице, ерзая под оседлавшим его гибким телом и сотрясаясь возбужденной дрожью, когда болезненно ноющий член ненароком скользит меж упругих ягодиц.
— Мне хочется тебя ударить, — выдыхает ему в самые губы, обдавая чем-то горько-сладким, напомнившем выдержанное в дубовых бочках вино.
— Только не переломай себе косточки, дорогуша, — он ядом прыщет, точно забрызгивая едкими каплями ее лихорадочно алеющие щеки.
— Тебе может не понравится альтернатива…
Ажурные вены, переплетаясь, набухают под глазами, искажая красивые черты звериной гримасой, когда она оставляет на бледной груди мужчины очередной короткий укус. И пока горячая, алая, как маков цвет, кровь продолжает струиться из рваной раны, Кэтрин обмакивает в нее подушечки пальцев, слизывая солоноватую влагу. А затем скользит рукой меж его ягодиц, вводя разом два пальца на пол фаланги, резко проворачивая, едва-едва задевая простату. Приторная полуулыбка в ответ на его хриплый стон и грубое ругательство, брошенное сквозь плотно стиснутые зубы.
— Мне продолжить, Клаус? ..
Толкается глубже, разминая тугое кольцо мышц, расслабляя, сильнее надавливая на чувствительную точку. Клаус взрыкивает, запрокидывая голову до хруста в шее, в тщетной попытке обуздать нахлынувшее, болезненно-сладкое наслаждение. Нервно закусывает губы до алых бисеринок крови и просяще вскидывает бедра, насаживаясь на умелые пальцы.
Она коротко целует сначала одно колено, затем другое, обводя кончиком языка каждую выпирающую косточку. Влажно и долго — внутреннюю сторону бедра, чуть подавшись вперед. И, практически подминая гибрида под себя, наваливаясь гибким телом, когда он готов срываться на жалобный скулеж — так скручивает пах от подступающей разрядки — стальная хватка бледных пальчиков сжимается у основания болезненно пульсирующего члена. Ныряет ловким язычком во впадинку пупка, небрежно очерчивая, дует на жесткие паховые волоски, обдавая напряженный живот ментоловой прохладой, что пронзает резким контрастом разгоряченную кожу.
— Только не переломай себе косточки, дорогуша, — он ядом прыщет, точно забрызгивая едкими каплями ее лихорадочно алеющие щеки.
— Тебе может не понравится альтернатива…
Ажурные вены, переплетаясь, набухают под глазами, искажая красивые черты звериной гримасой, когда она оставляет на бледной груди мужчины очередной короткий укус. И пока горячая, алая, как маков цвет, кровь продолжает струиться из рваной раны, Кэтрин обмакивает в нее подушечки пальцев, слизывая солоноватую влагу. А затем скользит рукой меж его ягодиц, вводя разом два пальца на пол фаланги, резко проворачивая, едва-едва задевая простату. Приторная полуулыбка в ответ на его хриплый стон и грубое ругательство, брошенное сквозь плотно стиснутые зубы.
— Мне продолжить, Клаус? ..
Толкается глубже, разминая тугое кольцо мышц, расслабляя, сильнее надавливая на чувствительную точку. Клаус взрыкивает, запрокидывая голову до хруста в шее, в тщетной попытке обуздать нахлынувшее, болезненно-сладкое наслаждение. Нервно закусывает губы до алых бисеринок крови и просяще вскидывает бедра, насаживаясь на умелые пальцы.
Она коротко целует сначала одно колено, затем другое, обводя кончиком языка каждую выпирающую косточку. Влажно и долго — внутреннюю сторону бедра, чуть подавшись вперед. И, практически подминая гибрида под себя, наваливаясь гибким телом, когда он готов срываться на жалобный скулеж — так скручивает пах от подступающей разрядки — стальная хватка бледных пальчиков сжимается у основания болезненно пульсирующего члена. Ныряет ловким язычком во впадинку пупка, небрежно очерчивая, дует на жесткие паховые волоски, обдавая напряженный живот ментоловой прохладой, что пронзает резким контрастом разгоряченную кожу.
Расслабляет ладонь, позволяя, наконец, расслабиться, выпуская наружу скопившееся возбуждение. А он слишком оглушен подступающей предоргазменной волной, чтобы увидеть кривой костяной кинжал, зажатый в узкой ладони. Катерина колеблется ровно долю секунды, роковой секунды. Стремительный взмах клинка, и в то же мгновение — свистящий шелест разорванных веревок. Клаус перехватывает занесенную руку в сантиметре от собственной груди, такой уязвимой еще совсем недавно… Сухой треск сломанных позвонков, и вампирша безвольно опадает, временно нейтрализованная. Обыгранная. Поверженная.
Гибрид небрежно сбрасывает с себя ее отяжелевшее тело и садится на мягком ложе, разминая затекшие запястья. Шелковым платком, оставленным Катериной на прикроватном столике, отирает с лица и груди кровавые подтеки. И, спешно натянув джинсы на голое тело, склоняется над безжизненной пока Петровой. Холодные пальцы ласково дотрагиваются до молочно-белой щеки.
— Ты ведь не думала, что сможешь играть лучше меня, девочка? Не бойся, я научу тебя, как правильно…
— Я тебя не разбудила, милый? — ядовитое шипение рассекает ледяной сталью сухой воздух погруженного в полумрак люкса прежде, чем щелкает лапка выключателя, на миг ослепляя его.
Клаус резко подается вперед, порываясь высвободить запястья, скованные бичевкой над головой, и ринуться на заигравшуюся вампиршу. Та заливисто смеется, отбрасывая со лба прямую шоколадную прядь — вжиться в роль Елены ей, как и всегда, не составило труда, и он с неохотой признает собственный промах. Катерина изгибает в хитрой усмешке вишневые губки, взгляд, припорошенный тенью пушистых ресниц, вспыхивает лукавым довольством, когда с уст гибрида слетает раздраженный рык и некогда светлые радужки наливаются угрожающим янтарем. Короткое мгновение, и металлический стержень иглы прокалывает кожу, из шприца вводя в организм Первородного вербену.
— Это для страховки, — в притворном сожалении объясняет Пирс. — На случай, если подарок ведьмы, — кивок на веревки, стянувшие его запястья. — Даст сбой.
— Я разорву тебя на куски, Катерина… — выдыхает Клаус, скрипнув зубами от нарастающего жжения, вызванного вербеной.
— Ну, разумеется, — издевательски тянет она, обволакивая звенящие интонации мягким бархатом.
Ласковая улыбка так и не сходит с плутовски-припухлых губ вампирши, когда тонкое лезвие, тускло поблескивая в узкой ладони, принимается срезать с поджарого тела гибрида ткань одежды, измельчая ее до бесполезных рваных лоскутов.
— Теперь мы поиграем в игру, Никлаус, — Кэтрин склоняется к нему, полностью обнаженному и открытому перед нею, непривычно беззащитному, мягко поглаживая по тронутой колючей щетиной щеке.
Секундная вспышка боли и тепло собственной крови на холодной коже сопровождают стремительный укус: смертоносные клыки, жадно разрывающие пульсирующую яремную вену на бледной шее, и ловкий язык, мгновенно ловящий рубиновые капли.
«Так неожиданно… сладко» — думается ему вдруг.
— Неужели, Клаус? — саркастично тянет бесовка, бросая лукаво прищуренный взгляд на возбужденный член.
Обхватить рукой, обвести сочащуюся смазкой головку большим пальцем, провести вдоль напряженного ствола… Или запутать пальцы в шоколадные пряди, что вновь скручиваются привычными упрямыми колечками, и толкнуться в этот влажный, призывно приоткрытый ротик… Так даже лучше…
— Ты ведь этого хочешь?
Невесомое, как крылья бабочки, прикосновение к пульсирующей плоти. Ленивый мазок ловкого язычка, и пухлые губки, обхватившие тугим кольцом напряженный член на несколько коротких мгновений, которых хватает лишь на пару рваных движений.
— Кэтрин… — полу стон, полу рык срывается с искусанных губ, еще один резкий рывок руками в попытке освободиться от зачарованных пут. — Чертова сучка…
Серебристый смех рассыпается вокруг пригоршнями задорной веселости. Хищно ведет кончиком языка по припухшим губам, очерчивая их мягкий контур. Зажимает меж бедер крепкий торс, удобнее усаживаясь сверху него и предвкушающе сверкая темными глазами.
Металлическая застежка узкого платья стремительно вжикает, и тонкие брители сползают с покатых плеч, обнажая высокую грудь, едва прикрытую воздушным кружевом белья. Она небрежно отбрасывает прочь дорогую тряпку, ладони с хрустом проходятся вдоль боков, подцепляя ноготками плоские соски. Неосознанно, нехотя, но не имея сил противиться, он раз за разом выгибается в пояснице, ерзая под оседлавшим его гибким телом и сотрясаясь возбужденной дрожью, когда болезненно ноющий член ненароком скользит меж упругих ягодиц.
— Мне хочется тебя ударить, — выдыхает ему в самые губы, обдавая чем-то горько-сладким, напомнившем выдержанное в дубовых бочках вино.
— Тебе может не понравится альтернатива…
Ажурные вены, переплетаясь, набухают под глазами, искажая красивые черты звериной гримасой, когда она оставляет на бледной груди мужчины очередной короткий укус. И пока горячая, алая, как маков цвет, кровь продолжает струиться из рваной раны, Кэтрин обмакивает в нее подушечки пальцев, слизывая солоноватую влагу. А затем скользит рукой меж его ягодиц, вводя разом два пальца на пол фаланги, резко проворачивая, едва-едва задевая простату. Приторная полуулыбка в ответ на его хриплый стон и грубое ругательство, брошенное сквозь плотно стиснутые зубы.
— Мне продолжить, Клаус? ..
Толкается глубже, разминая тугое кольцо мышц, расслабляя, сильнее надавливая на чувствительную точку. Клаус взрыкивает, запрокидывая голову до хруста в шее, в тщетной попытке обуздать нахлынувшее, болезненно-сладкое наслаждение. Нервно закусывает губы до алых бисеринок крови и просяще вскидывает бедра, насаживаясь на умелые пальцы.
Она коротко целует сначала одно колено, затем другое, обводя кончиком языка каждую выпирающую косточку. Влажно и долго — внутреннюю сторону бедра, чуть подавшись вперед. И, практически подминая гибрида под себя, наваливаясь гибким телом, когда он готов срываться на жалобный скулеж — так скручивает пах от подступающей разрядки — стальная хватка бледных пальчиков сжимается у основания болезненно пульсирующего члена. Ныряет ловким язычком во впадинку пупка, небрежно очерчивая, дует на жесткие паховые волоски, обдавая напряженный живот ментоловой прохладой, что пронзает резким контрастом разгоряченную кожу.
— Кэтрин… Пожалуйста…
— Хороший мальчик.
— Тебе может не понравится альтернатива…
Ажурные вены, переплетаясь, набухают под глазами, искажая красивые черты звериной гримасой, когда она оставляет на бледной груди мужчины очередной короткий укус. И пока горячая, алая, как маков цвет, кровь продолжает струиться из рваной раны, Кэтрин обмакивает в нее подушечки пальцев, слизывая солоноватую влагу. А затем скользит рукой меж его ягодиц, вводя разом два пальца на пол фаланги, резко проворачивая, едва-едва задевая простату. Приторная полуулыбка в ответ на его хриплый стон и грубое ругательство, брошенное сквозь плотно стиснутые зубы.
— Мне продолжить, Клаус? ..
Толкается глубже, разминая тугое кольцо мышц, расслабляя, сильнее надавливая на чувствительную точку. Клаус взрыкивает, запрокидывая голову до хруста в шее, в тщетной попытке обуздать нахлынувшее, болезненно-сладкое наслаждение. Нервно закусывает губы до алых бисеринок крови и просяще вскидывает бедра, насаживаясь на умелые пальцы.
Она коротко целует сначала одно колено, затем другое, обводя кончиком языка каждую выпирающую косточку. Влажно и долго — внутреннюю сторону бедра, чуть подавшись вперед. И, практически подминая гибрида под себя, наваливаясь гибким телом, когда он готов срываться на жалобный скулеж — так скручивает пах от подступающей разрядки — стальная хватка бледных пальчиков сжимается у основания болезненно пульсирующего члена. Ныряет ловким язычком во впадинку пупка, небрежно очерчивая, дует на жесткие паховые волоски, обдавая напряженный живот ментоловой прохладой, что пронзает резким контрастом разгоряченную кожу.
— Кэтрин… Пожалуйста…
— Хороший мальчик.
Гибрид небрежно сбрасывает с себя ее отяжелевшее тело и садится на мягком ложе, разминая затекшие запястья. Шелковым платком, оставленным Катериной на прикроватном столике, отирает с лица и груди кровавые подтеки. И, спешно натянув джинсы на голое тело, склоняется над безжизненной пока Петровой. Холодные пальцы ласково дотрагиваются до молочно-белой щеки.
— Ты ведь не думала, что сможешь играть лучше меня, девочка? Не бойся, я научу тебя, как правильно…