Never ForeverКлаус, едва заметно хмурясь, подошел к богато убранному гробу и без особых усилий скинул крышку. Элайджа, даже когда был совсем мертв, все равно казался красивым. Несмотря на выражение мучительной боли, застывшее на породистом лице, несмотря на горечь от предательства, читавшуюся по искривленным губам - он все равно оставался красив и благороден. Лучше Клауса. Как всегда. Фыркнув то ли насмешливо, то ли обиженно, гибрид провел кончиками пальцев по щеке брата и, вздохнув, опустил руку и резко вытащил из него кинжал. Убрав его, от греха подальше, в заранее подготовленные ножны, он вернулся к машине и убрал смертоносное оружие под водительское кресло, благоразумно решив, что не стоит вооружать в первые же минуты несколько... обиженного на него Элайджу. Усмехнувшись, Клаус присел на деревянные ящики возле гроба и стал ожидать пробуждения младшего брата, глядя на него задумчиво и немного тоскливо. Все эти годы, все эти века только двое существ не отвернулись от него. Ребекка и Элайджа. Брат и сестра. Всегда вместе, всегда преданы друг другу. Клаус мог злиться, негодовать, думать, что ненавидит их, но в глубине души (если, конечно, у таких, как он, была душа) он знал одно: если бы кинжалы с пеплом белого дуба убивали безвозвратно, раз и навсегда - он никогда не поднял бы это оружие на единственных, кого любил. Ни на Ребекку - наивную, добрую, хоть и ожесточившуюся, хоть и капризную младшую сестренку, ни на Элайджу. Об Элайдже вообще можно было бы говорить часами - о том, как он красив, благороден, предан. О том, что он человек своего слова, что он лучше Клауса во всем - ну, кроме фехтования, да и в том уступает совсем ненамного. А еще о том, как он любит Клауса - несмотря ни на какие его проступки. Элайджа позволял ему знать о своей любви, а вот Клаус не мог позволить себе взаимности, но почему-то был уверен - брат и так все видит и знает. Знает по тому, как приподнимаются в улыбке уголки губ Клауса при взгляде в его сторону, по тому, как теплеет его непроницаемый взгляд, когда соприкасаются их руки. И Клаус странным образом не злился, а наоборот, испытывал удовольствие при мысли о том, что Элайдже он может позволить читать свои чувства и не бояться предательства. Тем больнее было понять, что брат на него почти решился. На ритуале, среди всполохов огня, Клаус смотрел в его глаза и видел в них то, что страшило его сильнее, чем сжатые на его пока еще бьющемся сердце пальцы – он видел в них мучительную боль от принятого решения, он знал, что свои решения Элайджа не отменяет. Его предложение сказать, где тела остальных, было не столь попыткой спасти свою шкуру любой ценой, сколь желанием напомнить обо всем, что было раньше – о клятвах верности, об идее единства. Элайджа не простил ему Ребекку, но он ведь не знал, что тогда произошло на самом деле. Клаус лишь надеялся, что Элайджа сможет его простить, потому что если нет – он предпочтет убить его здесь же, сейчас, но не позволить ему встать на сторону противника. Гибрид мрачно улыбнулся, подумав о том, что Элайджа, возможно, даже согласился бы с ним. Для него всегда был актуален принцип «лучше смерть, чем предательство». С этим Клаус спорить не мог. Он никогда не показывал своих чувств и нередко прятался от них за той каменной стеной, за которой нет ничего, кроме инстинктов и холодного разума, но в случае с Элайджей он не хотел лишаться чувств. Он лишь знал, что предательство Элайджи убьет и какой-то остаток человечности в его душе, потому что любовь к брату – уже давно единственное, что позволяло Клаусу чувствовать себя живым. Элайджа, резко вдохнув, сел в гробу, диким взглядом окинув обстановку, и издал негодующее рычание, увидев старшего брата. - Никлаус! – вопль, полный ярости и боли, настиг гибрида вместе с мощным ударом, от которого оба брата отлетели к стене. Клаус, схватив Элайджу за горло, оттолкнул его от себя и повалил на пол, прижимая одной рукой его запястья, а второй слегка сдавив его шею. - Не заставляй меня убить тебя снова, - в голосе гибрида слышалась насмешка, но в глазах Элайджа мог прочесть совсем другое: это была просьба. Просьба не оставлять в одиночестве. И все же это не могло так быстро избавить от первобытной ярости. Клаус вновь отлетел к стене, неслабо приложившись об нее спиной, рухнул на пол, успел подняться на ноги как раз в тот момент, когда брат подлетел к нему и ударил когтями под ребра. Ощущая, как к его сердцу сквозь плоть продираются холодные пальцы, Клаус испытал дежа-вю. - Ты слабее меня, пока не напитался, - прошипел гибрид, до боли стиснув руку Элайджи, и вытащил ее из себя. Элайджа взглянул на него отрешенно и с презрением, но в глубине глаз светилась все та же боль. - Ты предал меня. - Я освободил Ребекку, - вместо ответа сообщил Клаус. Элайджа отшатнулся. - Лжешь! Снова лжешь, чтобы спасти свою жизнь, Клаус… - Отнюдь, - покачал головой гибрид. – Я хочу, чтобы мы были вместе. Как в старые времена. Ты, я и Ребекка. Что скажешь? Элайджа молчал несколько минут, пытливо и недоверчиво глядя на брата. - Что взамен, Клаус? Я не верю тебе теперь. - Взамен? – Клаус ухмыльнулся, подошел вплотную, провел пальцем по сжатым в тонкую линию губам Элайджи. – Взамен никогда больше не давай мне повода усомниться в тебе. Элайджа быстрым движением облизнул губы, коснувшись языком подушечки его пальца, и Клаус ни за что бы не поверил, что брат не смог контролировать себя в этот момент. Это было сделано специально, просто из желания удостовериться, посмотреть, помучить. - Усомниться во мне? Это ты меня убил. Убил Ребекку, - негромко напомнил Элайджа, пристально глядя в глаза гибрида. Тот едва заметно покачал головой, приблизившись к губам брата своими губами. - Это никогда не было бы навсегда. Ты клянешься не давать мне больше повода? Элайджа усмехнулся ему в губы, зная, что не сможет отказать, как не мог тысячи раз до этого. - Посмотрим. Клятву он приносит на несколько минут позже – когда прерывается жесткий, яростный поцелуй.
Never Forever
Автор, я вас знаю, но палить не буду!
Люблю вас сильно-сильно за эту пару!